Кадры решают все. А в кино – тем более! В «Мушкетерах» подбор актеров происходил столь творчески, что почти все они сыграли не те роли, которые хотели бы сыграть. Кроме, может быть, Боярского.
Изначально режиссер картины, одессит Георгий Юнгвальд-Хилькевич пригласил на роль Д’Артаньяна… Владимира Высоцкого! Хрипотца в голосе, экстремальный по тем временам стиль жизни, музыкальный фильм… Однако Высоцкий предпочел роли главного мушкетера роль Глеба Жеглова в говорухинском «Месте встречи…». Боярского же «пробовали» и на Рошфора, и на Атоса, и на Арамиса. На всех, кроме Д’Артаньяна!
– В этом фильме я готов играть хоть дворника! – горячился молодой актер. И вот наконец на всякий случай его обрядили в костюм забияки-гасконца… Студия замерла: он! Живой Д’Артаньян! Режиссер охнул и… распорядился подыскивать новому Д’Артаньяну партнеров помоложе.
Звонок Юнгвальд-Хилькевича застал Валентина Смирнитского дома, со сломанной ногой и… приглашением сниматься в Германии и Польше. Правда, в детективе. Тем не менее Смирнитский согласился «попробоваться». Конечно, на роль Д’Артаньяна! Однако в Одессе его ждал сюрприз – Портос!
– Нет, нет и нет! – актер был категоричен. – Кроме того, нога, приглашение да и комплекция, знаете ли… Портос был вон какой упитанный!
– Подкормим, – парировал режиссер. – Оденем, подложим, где надо…
Но главным аргументом, который убедил Смирнитского стать Портосом, стало одобрение его кандидатуры самым высоким начальством Гостелерадио СССР.
Роль Атоса была уготована Василию Ливанову. Узнав о планах Юнгвальд-Хилькевича, актер, ни слова не говоря, от приглашающей стороны скрылся. Нового Атоса Хилькевич нашел в Театре на Таганке. Бледный и благородный Вениамин Смехов играл Воланда в «Мастере и Маргарите».
На роль Арамиса съемочная группа приглядела Игоря Старыгина. Бархатные усики, в которых пряталась хитроватая улыбка, простодушные глаза. Ничего не надо было придумывать! Кажется, Старыгин был и в жизни ба-альшим Арамисом.
В Миледи должна была превратиться Елена Соловей. Но все портила одна маленькая ложечка дегтя: она была беременна. Что человеку хорошо, для актера – трагедия. И Елена отважилась ради продолжения карьеры на аборт! Однако перед самым началом съемок актриса все-таки решила родить. Чем и повергла Хилькевича в новые пучины творчества. Он заново перекроил эту роль! На смену мягкой и коварной, заточенной под Соловей Миледи пришла бой-баба. А воплотить такой образ на экране согласилась Маргарита Терехова.
Но Терехову «зарубило» высокое телевизионное начальство.
– Тогда ищите другого режиссера! – сорвался Юнгвальд-Хилькевич. Бросил все, запил, и тело его, сохранившее слабые признаки жизни, было переправлено в Ленинград.
Чиновники все-таки остановились на Хилькевиче. И тот отпраздновал победу по-своему: одел героиню Тереховой в кофточку с глубоким вырезом. Таким образом, режиссер буквально выставил на всеобщий обзор еще одну грань дарования актрисы – ее грудь. Точно такую же, абсолютной формы грудь носила и Мария-Антуанетта, о чем свидетельствует своего рода документ – хранящийся в музее слепок той самой груди.
Роль Констанции режиссер намеревался предложить тонкой и трепетной Евгении Симоновой. Протаскивал, вопреки воле чиновников Гостелерадио. Те в один голос настаивали на кандидатуре Ирины Алферовой, только что прогремевшей в «Хождении по мукам». И здесь Хил (так называли режиссера на съемочной площадке) наступил на горло собственной песне. Узнав о том, что Симонова не утверждена на роль, со скандалом отказался сниматься в роли герцога Букингемского Игорь Костолевский. Зато Констанцию-Алферову озвучивала дрожащим голосом Анастасия Вертинская, влюбленная в Михаила Козакова, озвучивавшего Кардинала…
А вы говорите, придворные интриги!
Особенности национальной съемки в советский период
Больше всех на съемочной площадке зажигал Боярский. То, не дождавшись каскадера, сам с высоты пятого этажа в стог сена нырнет, то в пылу драки нарвется на клинок «гвардейца кардинала». В итоге – шок и потеря сознания, сломанный зуб, температура за сорок. Уж и матери в Питер сообщили. Ничего! Справился!
А вот за пределами съемочной площадки резвились все… Может быть, потому что и в те времена во Франции мушкетерам ничто человеческое было не чуждо. Они были обычными наемниками, как род войск – всего-навсего пехотинцами, вооруженными фитильными ружьями. Мушкетеры действительно много пили, пускали кровь всем, кто им не нравился, шлялись по бабам…
Последнему современные киношные мушкетеры предавались прямо-таки в промышленных масштабах! По Львову, где снималась часть фильма, за актерами в обязательном порядке следовал обоз – целый автобус, набитый по-настоящему красивыми и по-настоящему влюбленными в «мушкетеров» женщинами! Следом за ним обычно кралась «Волга». Надо думать, с еще более роскошным дамским контингентом… Но, как выяснил чуть позже сам режиссер, в багажнике «Волги» была припрятана здоровенная канистра с вином, к которой регулярно прикладывались и таланты, и поклонницы. Прямо под стеной замка, буквально в нескольких метрах от съемочной площадки раскидывалась скатерть-самобранка, на ней появлялись огурчики-помидорчики – и пошла плясать губерния! Ароматы «вчерашнего веселья» со съемочной площадки просто не выветривались. Поведение «участников банкетов» раз от разу становилось все легче и легче.
В водоворот веселья втягивались все новые персонажи. Однажды напоили Кардинала – степенного и высоченного Трофимова – до полусмерти. Утром – «камера»! А Кардинала в кадре нет и нет… Разъяренный Хилькевич не сразу, но все-таки обнаружил Его Высокопреосвященство в гостиничном номере в обнимку… с унитазом.
Девиза «Один за всех и все за одного!» великолепная четверка придерживалась и в отношениях с горячими поклонницами.
– Был у них уговор: никаких отдельных романов, – вспоминал позже со вздохом Юнгвальд-Хилькевич. – Выбирают самую красивую – одну на всех. Конечно, с ее согласия. Теперь представляете, что стояло за священными словами «все за одного» у этих разгильдяев?!
Но это были цветочки! Однажды в пропитанном винными парами воздухе явственно запахло политикой…
Актеры в гостинице травили анекдоты. В том числе и самые популярные в то время – про Брежнева. Как оказалось впоследствии, номера обкомовской гостиницы были буквально нашпигованы «прослушкой». Режиссера вызвали в местный комитет Госбезопасности. Включили запись: Д’Артаньян, шамкая, как Леонид Ильич, вручает звания народных артистов Каневскому и Дурову…
– Это же артисты! – объясняет Хил. – Обезьяны! Они и меня пародируют…
– Хорошо, а как вы к этому относитесь?
Проматывают пленку, а там Лев Дуров последними словами другого Ильича кроет – Ленина!
– Ну не любит он Ленина. И что? – оправдывается чуть не на коленях Хилькевич. – Чехов тоже русский народ ругал. И ничего!
Благодаря дипломатии режиссера записи тогда хода «наверх» не дали. Но из-за этого злосчастного кусочка магнитофонной пленки Дуров впоследствии не получил звания народного артиста. Но не «загремел». И то хорошо!
Пора-пора-порадовались…
Перед премьерным просмотром в Московском Доме кино режиссера пугали полупустым залом. Во-первых, потому что три серии. Во-вторых, потому что показ начнется рано, практически днем. Но зал не смог вместить всех явившихся на премьерный показ! Рассадили зрителей по другим этажам. А части пленки просто перебрасывали по мере просмотра из зала в зал, каждый из которых был набит под завязку. Высокопоставленные чиновники, дамы в бриллиантах, актеры даже на ступеньках сидели, встречая аплодисментами каждый эпизод.
Единственные, кто не помнит этого фантастического успеха, так это… сами мушкетеры. Пьяные в дым, они остались верными съемочным традициям до конца. Смирнитского на руках вынесли из зала. Боярский держался. Но все, что он мог произнести на банкете, звучало так:
– Аисса Бруно из Питера передает всем привет!
Конечно, он имел в виду Алису Бруновну Фрейндлих, снявшуюся в роли Анны Австрийской. Ну что ж, в день общей победы так поступил бы каждый уважающий себя мушкетер!
Подготовил Серафим Б.