В 2000 году гидрографическое судно «Николай Коломейцев» осуществило переход по Северному морскому пути от Архангельска до Владивостока. За предшествуюшие этому событию 15 лет на такое путешествие не решался никто. Суровые штормы, льды, холод, опасность быть затертыми во льдах — таков Северный Ледовитый океан. Бросить вызов стихии не каждому по силам. И все же такие нашлись!
О путешествии за 10 морей (восемь из которых северные) нам рассказал один из участников Российской трансарктической экспедиции Александр Олешкевич.

Все фотографии использованные в материале сделаны Александром Олешкевичем.

«Летучий голландец» под названием «Николай Коломейцев»
69-метровое судно «Николай Коломейцев» простояло на приколе в Архангельске шесть долгих лет, пока о прозябающем у причала «Коломейцеве» не узнал отставной морской офицер, а ныне предприниматель из Владивостока Хаустов и не выкупил его. Оставалось доставить судно во Владивосток, а сделать это можно было лишь одним путем — Северным морским. На героический переход подлатанному «Коломейцеву» отпускалось два месяца (август-сентябрь). Случись судну быть затертым во льдах, на подмогу планировалось вызвать ледокол «Красин».
Помимо 20 членов экипажа на гидрографическое судно «Николай Коломейцев» поднялись 20 участников «Русской трансарктической экспедиции», организованной Тихоокеанским океанологическим институтом ДВО РАН. Сорок первым участником экспедиции стал жирный сиамский кот Сэм. Целью ученых было изучение арктического шельфа. Вызов в экспедицию от одного из своих друзей получил и Александр Олешкевич.

Гидрографическое судно Николай Коломейцев в огнях.

Взяв на борт запас топлива и еды, 16 августа 2000 года судно покинуло гавань. Что такое Заполярье, все поняли, едва вышли в Баренцево море. Штормы налетели один за другим, и каждый становился испытанием на прочность.

Судно ледового класса «Николай Коломейцев» не имело киля, и 69-метровую «плоскодонку» бросало из стороны в сторону — «валяло», как говорили «морские волки». Чтобы проглотить хоть что-то на обед, путешественникам приходилось пристегивать к бортам столики и поливать водой скатерть, чтобы она не скользила.

- Первое время в каюте летало практически все, — вспоминает Александр, — стенка «становилась потолком», на голову тебе могли упасть чайник, кружка, стул. Двери хлопали, а все стеклянное билось. Но через некоторое время приспособились: стулья стали привязывать (к ножкам стола), дверки шкафов — тоже. Самые сильные штормы приходилось пережидать у берегов. Уже в Тихом океане мы сутки простояли в бухте Ложных вестей…

«Эй вы там… на льдине»
Но не меньшую опасность для судна представляли дрейфующие льды…

Льды Восточно-Сибирского моря.

- Пройти Севморпуть задача не из легких. Пролив Ветлицкого освободился лишь 3 августа, незадолго до начала нашего похода, а пролив Де Лонга был перекрыт льдами через два дня после того, как мы прошли его. Между льдами шли по локатору. Но проходы очень часто перекрывались, и приходилось возвращаться. Навстречу двигалась белая бескрайняя река дрейфующего льда. Кругом все скрежетало и грохотало. Казалось, корпус вот-вот лопнет. Спать было практически невозможно!.. Хорошо, что я взял с собой плейер. Ночью надевал наушники и слушал музыку — все не так жутко.

— На дальнем плане ледокол Красин проводит караван в Певек. Мы шли в ледовых лабиринтах пролива Лонга без сопровождения, с грохотом и скрежетом ломая годовалые льдины, если не получалось давали задних ход и искали новую протоку. Чудом вышли в Чукотское море. Если на два дня опоздали, были бы челюскинцами.
Александр Олешкевич.

Привыкать пришлось еще и к смене часовых поясов. Едва ли не каждые два дня приходилось переводить стрелки на час вперед. Кто-то путался, кто-то продолжал жить по московскому… Постепенно чувство времени исчезло совсем, и большинство судило о том, который час, по обедам, ужинам и завтракам.
Берега встречали скудной растительностью, скалами и темными сопками. И лишь изредка среди этой серости мелькали сияющие разноцветьем поляны — заросли карликовой ивы или даже отдельные цветочки (полярные маки). Самым оживленным показалось Чукотское море. Труднодоступное для человека, оно наиболее плотно заселено животными. То тут, то там на голубых льдинах — плывущие на «белых кораблях» белые медведи и серые лежки моржей. А в море Лаптевых вдруг из-под воды прямо по курсу появился огромный бугор, и вверх взметнулся фонтан — кит!

2000 год. Гидрографическое судно «Николай Коломейцев» в Карском море.

Следующая встреча с морским великаном произошла в бухте Провидения.
Кит облюбовал обжитую акваторию бухты и прожил там пару недель. Здесь же члены экспедиции познакомились с еще одним жителем северных пустошей — лисой. Рыжая бестия без страха вышла к чужакам во время их прогулки на местный погост. Вечная мерзлота не позволяет закапывать умерших глубоко. Поэтому могилы просто заваливают камнями, и зверью есть чем поживиться. Маленькая лиса, по- видимому, была местной старожилкой. Она ничего не боялась и долго позировала перед фотокамерами.

До пункта назначения дошли не все
Единственный из членов экспедиции, кто не оценил красот Севера, был корабельный кот Сэм. Пушистый сиамский кошара страдал от холода, качки и грохота льдин. Поэтому на первой же стоянке, в Тикси, он удрал. Но, покидая борт «Николая Коломейцева», кот вряд ли осознавал последствия. Тикси не рай — теплые дни здесь можно пересчитать по пальцам. К примеру, в проливе Де Лонга в году лишь 10 безморозных деньков.

Пролив Лонга.

Пунктом прибытия стал залив Петра Великого в Японском море, а точнее — бухта Мысовая. Здесь участники трансарктической бросились… купаться. Местные смотрели на них, как на чудаков. Для жителей «японского побережья» уже наступала зима, а для прошедших Заполярье 16-градусное море казалось горячей ванной…

В заливе Петра Великого.

- Во Владивостоке я увидел в порту зашедший туда английский суперлайнер — громадину с гордым названием «Королевская принцесса». Судов такого класса в мире всего три. Надводная часть белоснежного лайнера на порядок выше морского вокзала. Только глядя на эту махину, я осознал, на что мы решились, выйдя в северные моря на борту «Николая Коломейцева». Ведь даже «стоймя» наше судно вряд ли достало бы верхней палубы «Принцессы»…