Как-то в предвоенные годы был проведен такой эксперимент. В комитет кинематографии пригласили мальчугана лет десяти. Показали ему подлинные фотографии Чапаева. «Кто это?» – «Чапаев». «Не похож», – решительно заявил мальчик: он часто играл «в Чапаева», но мыслил героя только в облике актера Бабочкина. Никакого другого Чапаева признавать не хотел. Такова была колдовская сила знаменитого фильма
За главного – Чапай
Постановщики фильма Георгий и Сергей Васильевы вовсе не были братьями. Оба участники Гражданской войны. Георгий Васильев – высокий и красивый, это его мы видим в первой шеренге психической атаки с папиросой и стеком, служил в Красной армии. Сергей Васильев – интеллигент с эспаньолкой, был сыном царского офицера, героя Шипки.
Редакторы по перемонтажу западных, в основном американских, фильмов Васильевы готовили их к прокату в СССР. Эта сомнительная работа оказалась неплохой школой кинодраматургии. Режиссерским университетом будущих постановщиков «Чапаева» стала работа над документальным фильмом «Подвиг во льдах» о спасении экспедиции Нобиле советскими полярниками. Фильм удался. И вот «Ленфильм», готовясь к 15-летию советского кино, предложил Васильевым сценарий вдовы Фурманова, который их заинтересовал, но не устроил: «В центре был комиссар». Васильевы написали свой под названием «Чапай». Первая читка потрясла доверенных слушателей: актеров Певцова и Бабочкина.
Из режиссерской заявки 1933 года: «Этот фильм о руководящей роли партии в эпоху становления Красной армии».
Мастерский подбор
Важнейшим условием успеха фильма стал снайперский выбор исполнителей.
Роль полковника Бороздина писалась на Иллариона Певцова: тут не было вопросов. Сравнительно быстро сошлись на исполнителе роли Фурманова: среди актеров Ленинградского ТЮЗа увидели Бориса Блинова, который даже портретно был похож на Фурманова. Роль комиссара, ставшего потом известным писателем, была ему по-человечески близка и понятна.
Но как быть с Чапаевым?
Поначалу Борис Бабочкин должен был играть Петьку, роль ему нравилась. Но вот при возвращении от Певцова (сценарий читался у него на квартире) Бабочкин начал фантазировать, каким видится ему Чапаев. Во время импровизации он вдруг остановился посреди улицы: «Сейчас покажу, как Чапаев носит фуражку». Показал. Потом запел «Черного ворона». Васильевым стало ясно: не Петьку, а самого Чапаева будет играть Борис Андреевич. На Петьку же определили Леонида Кмита, на казака Потапова – Степана Шкурата, на бородатого крестьянина в треухе – Бориса Чиркова, на Жихарева – Николая Симонова. Роль Анки была поручена Варваре Мясниковой.
Роль колчаковского полковника стала последней ролью замечательного актера Иллариона Певцова, у которого, кстати, учились и Георгий Васильев, и Бабочкин.
За историческую правду
Во время подготовки сценария художественный руководитель «Ленфильма» Адриан Пиотровский (казнен в 1938-м) помог авторам отказаться от версии, где была танковая атака Красной армии и будущая встреча Анки с Петькой – командиром с большими ромбами на петлицах. Осталось как оно и было: чапаевская 25-я дивизия запоздало приходит на помощь своему комдиву. Пушки Чапаева, которыми командовал Хлебников, впоследствии дослужившийся до генерала, разносят остатки белых.
«Как идут, черти! Как идут!»
Психическая атака офицерского полка – одна из самых известных сцен советского кино и самая лаконичная. В «Потемкине» эйзенштейновская лестница заняла 200 кадров, Васильевым хватило 50. В фильме атаку отбивает Анка. Каппелевцы падают под пулями, но ряды смыкаются снова – под черным флагом, на котором «мертвая голова».
Для мирового киноискусства сцену спас принимавший фильм от Кремля Семен Буденный словами: «Как идут, черти! Как идут!»
Посмотрев картину, начальник советского кино Борис Шумяцкий вышел из зала, не сказав Васильевым даже до свидания. Шумяцкий боялся, что фильм могут обвинить в реабилитации белогвардейщины, как пьесу «Дни Турбиных». (Коммунист Шумяцкий был расстрелян через 4 года.)
Картина для всех
«Чапаев» вышел на экраны в день 17-й годовщины Октябрьской революции – 7 ноября 1934 года. Это тот редкий случай, когда фильм был встречен на ура на всех уровнях: и на популярном, и на официальном.
Через 3 дня после премьеры, 10 ноября 1934 года, «Известия» в своей рецензии выразили сожаление, что в фильме очень неуверенно показан Фурманов – представитель партии, воспитывающий «чапаевых». Что сказал на это Бухарину (тогдашнему главному редактору) Сталин – неизвестно. Но уже через 5 дней «Известия» написали, что влияние партии показано в крепких сдержанных тонах: «Всем, всем, всем нужно увидеть эту постановку». 21 ноября высказалась и «Правда»: «Картину посмотрит вся страна».
А 11 января 1935 года в «Приветствии советскому кино» Сталин поименно назвал лишь один фильм – «Чапаев». В 1935-м Васильевы получили орден Ленина.
Газета «Нью-Йорк Таймс» назвала «Чапаева» «лучшим звуковым советским фильмом».
До конца 30-х годов картину в СССР посмотрели 50 миллионов зрителей. Питер Кенец из Калифорнийского университета в Санта-Крузе в книге «Кино и советское общество» пишет, что «Чапаев», согласно опросам американских социологов, оставался любимой картиной и у послевоенных эмигрантов из Советского Союза – во всем прочем настроенных резко антисоветски.
За «Анку-пулеметчицу»!
Кстати, многие соратники Чапаева пережили своего боевого командира. Вот что писала о них писательница Лидия Либединская:
«Мой ныне покойный муж был председателем комиссии по литературному наследию Фурманова. И вот в 1951 году отмечалось 60-летие со дня рождения Фурманова. Нас пригласили к себе его сестры, Лиза и Софья, и брат Аркадий. …Вот родственники Фурманова, его дочка Анна Дмитриевна, его внук Митя Фурманов, вот – генерал Хлебников (он участвовал в Чапаевской дивизии, заведовал артиллерией, так что он тоже присутствует в романе «Чапаев» и в фильме). Приходила «Анка-пулеметчица» (честно говоря, я сейчас даже не помню, как ее звали в миру). Приходила дочка Чапаева и вдова Чкалова. Все время шел разговор о Чапаеве… «Анка-пулеметчица» все больше разговаривала с Хлебниковым, поскольку они были единственные, кто участвовал во всех этих операциях. Они вспоминали с нежностью Чапаева, обращаясь к его дочке, которая, вероятно, не помнила отца, и рассказывали ей, какой был замечательный Василий Иванович.
Вот так проходили эти праздники. Еда была самая скромная, накрывались какие-то нарезанные колбаса, селедка, выпивали водку. Первый тост, конечно, пили за Фурманова, потом за Чапаева, потом за Чкалова, ну а потом уже – за присутствующих, за «Анку-пулеметчицу»…