Фильм «Два бойца» (вышедший в 1943 году) до сих пор считается самым честным фильмом о войне.

Саша с Уралмаша (Борис Андреев) и Аркаша Дзюбин (Марк Бернес) получили за свои роли не только ордена Красной Звезды, но и, что гораздо более ценно, любовь зрителей. Актерам удалось создать образы простых русских парней, ставших солдатами на страшной войне, но оставшихся людьми. Они ухаживали за прелестной девушкой и под шум канонады распевали бессмертные «Шаланды, полные кефали…»

Фронтовой сценарий

Сценарий картины (по мотивам повести Льва Славина «Мои земляки») Евгений Габрилович написал в Москве в начале 1942 года. «Я торопился вовсю: близился срок моего отъезда на фронт, надо было успеть отправить сценарий в Ташкент, куда был переведен «Мосфильм», – писал в своих воспоминаниях известный драматург. – Первый, кому я прочитал наброски был мой пес Ингул… Сценарий, как показалось в ночном этом чтении, был далеко не хорош… Наверное, я начал бы писать сначала, если бы у меня оставалась хоть капелька времени. Но утром надо было уезжать на фронт…»

«Трепач»

Простая, как показалось драматургу история рассказывает о том, как между неразлучными друзьями Сашей Свинцовым и Аркашей Дзюбиным возникает конфликт.

По просьбе Саши командир разводит его и Аркадия по разным пулеметным расчетам. А дальше наступает пора боевой проверки их дружбы на прочность: спасая Аркадия от наседавших немцев, Саша принимает огонь на себя, и, раненный, попадает в госпиталь. Еще не зная, кто их выручил в критический момент, Аркадий говорит своему помощнику: «Да, с этим мальчиком я бы крепко выпил после боя, он подарил нам малость – жизнь!»

Стрижка помогла

Борис Андреев был утвержден на роль Саши Свинцова сразу – режиссер Леонид Луков хорошо его знал. А вот на роль Дзюбина Луков долго не мог подобрать исполнителя. Нужен был исполнитель еще недостаточно известный, чтобы взрастить в фильме оригинальный и свежий характер, предложенный в сценарии. Предпочтение было отдано Марку Бернесу.

– Настоящая солдатская жизнь у нас с Андреевым началась сразу же после проб, – вспоминал Марк Бернес. – Я ходил по госпиталям, искал южан, чтобы научиться их диалекту, познакомился с колоритнейшим балаклавцем – раненым моряком. И все-таки образ не получался. Дзюбина не было. Шли уже разговоры о том, что ради спасения фильма нужно срочно искать мне замену. Помню, от усталости и безразличия ко всему я зашел в парикмахерскую. Там работали молодые мастера. Девушка занялась моей стрижкой, а я стал обдумывать свою вторую просьбу к военкому отправить меня на фронт. Стрижка закончилась, я взглянул в зеркало и… увидел Дзюбина. Это был он – с характерным одесским начесом и насмешливым прищуром глаз. И виновницей этого открытия была девчонка-парикмахерша, так и не узнавшая никогда, какое чудо она совершила. Самое любопытное в этой истории, что до фильма я не знал ни Одессы, ни одесситов»…

Однажды, после встречи со зрителями, в ходе которой Бернес в очередной раз объяснял, что никогда не жил в Одессе, к нему подошел человек и с обидой сказал: «Вот так и бывает, когда человек выходит в люди, он уже стесняется родного гнезда. Между прочим, Одесса не такой плохой город, чтоб его стесняться».

Визитная карточка

И все же, несмотря на блестящий актерский состав, визитной карточкой картины стала песня.

– Появление песни «Темная ночь» – уникальный случай, – скажет в последствии Никита Богословский. – Вечером ко мне пришел режиссер Леонид Луков  и сказал, что никак не получается песня в землянке. Вообще-то не должно быть никакой песни, но без нее никак не получается сцена. Я сел к роялю и просто сыграл сразу всю песню. Мелодия Лукову понравилась. Позвали поэта Агатова, который тоже почти без поправки написал стихи. Потом разбудили Бернеса, отсыпавшегося от бесконечных съемок, раздобыли гитариста и глубокой ночью поехали на студию, взломали печать на звуковом павильоне и Марк, который обычно учил песни месяцами, за десять минут выучил и спел совершенно точно.

Кстати когда вышла пластинка, то весь первый тираж был забракован по техническим соображениям, ОТК не пропустило. Ведь пластинки делают так: сначала изготовляется восковая матрица, а потом уже с нее печатают основной тираж. Так вот работница граммофонной фабрики, которая пластинки выпускала, слушала песни и плакала, одна слезинка попала на матрицу, на звуковую дорожку, песня зашуршала и из-за этого забраковали весь тираж. Убыток для государства, но мне это, как автору, было очень приятно. 

От рассвета до заката

Пока герои фильма сражались с врагом на подступах к Ленинграду, на Ташкентской киностудии (во время съемок «Двух бойцов») разгорелась настоящая война. Противоборствующими сторонами выступили Андреев и режиссер Михаил Ромм.

Постоянные стычки между ними возникали по вопросу влияния актерского пьянства на трудовую дисциплину (Андреев очень сильно пил). В трезвом состоянии актер виновато выслушивал претензии Ромма и божился «завязать навсегда». Но стоило ему принять на грудь, как Андреев превращался в бешеного быка, и начиналась «охота на Ромма».

– Я был худруком Ташкентской студии. И по должности старался ко всем относиться одинаково. А Борис Андреев тогда крепко пил, срывал съемки – впоследствии рассказывал Михаил Ромм. – Когда он приходил в себя, я делал ему серьезные внушения. Он каялся и клялся, что больше в рот ни грамма не возьмет. Но набирался снова и опять пытался свести со мной счеты. Однажды, пьяный он явился к директору студии – старому эвакуированному одесскому еврею и потребовал сказать, где Ромм. Директор направил его на худсовет, хотя знал, что меня там нет. Андреев ввалился на худсовет, подошел к ближайшему члену худсовета, приподнял его над полом и спросил:

– Ты Ромм?

– Нет, – в испуге ответил тот.

Андреев посадил его на место и взялся за следующего… Худсовет состоял человек из двадцати. И каждого Борис поднимал в воздух и спрашивал: «Ты Ромм?»

Перебрал всех присутствующих, сел на пол и заплакал:

– Обманули сволочи. Мне Ромм нужен! Я должен его убить…

Война – мать родна

И все же несмотря на все сложности фильм был снят, ушел в прокат и вскоре стал настоящей легендой. В этом кино не было больших сражений, а было спокойное, ровное, естественное неприятие войны.

Достаточно вспомнить неожиданную фразу Саши с Уралмаша: «Для кого война – а для кого мать родна», и с этим согласились осталные герои фильма. Это была неожиданная краска. Фильм, созданный в годы войны был лишен ненависти.